Одним из важных комплексных результатов образования является мировоззрение.

Мировоззрение в отличие от мироощущения или мировосприятия обязательно предполагает рефлексию и опирается на рациональное отражение действительности. Именно в этом своем качестве – рационального (опирающегося на разум) и рефлексивного (личностного, идущего от «моей личности») взгляда на реальность, мировоззрение и может быть философским, научным и религиозным. Причем и вместе, и по отдельности. Указанные признаки мировоззрения совсем не обязательно противоположны. У них просто разные основания, которые могут находиться как в состоянии конфликта, так и в согласии друг с другом.

Философское и религиозное мировоззрения исторически возникли практически одновременно в Греции, Палестине, Индии, Китае в начале, так называемого, «осевого времени»[1]. Философское мировоззрение пришло на смену иррациональным и внеличностным мифам, исходило из аксиоматического знания (мудрости) и очевидной логики, следующей непосредственно из жизненных здравосмысленных наблюдений. Религиозное мировоззрение выросло из соединения представлений о сверхъестественных силах, пришедших из мифологии, и рационально-рефлексивной философской мудрости. Именно на этой основе сформировались четыре великих всемирных религии: иудаизм, христианство, буддизм и ислам. И, если философское мировоззрение исходит из необходимости исследования мира для получения рецептов «праведной жизни и добродетели», то религиозное – опирается на «Божественное откровение» о «добродетельной жизни». Науку же весьма долго не интересовали «праведность и добродетель». Ее полем было так называемое «опытное знание» о различных отвлеченных предметах – теоретических моделях тех или иных сторон реальности, моделях, сделавших возможным весь гигантский научно-технический прогресс Нового и Новейшего времени.

Таким образом, у религии и философии общее – путь к добродетели, у философии и науки общее – исследовательский подход, и лишь у науки и религии до недавнего времени не было общего поля, пока наука не оказалась сама и не подвела все человечество к ряду катастрофических следствий собственного пренебрежения моральными ограничениями, а религии не устрашились возникшими в их недрах бесчеловечными фанатическими извращениями вероучений.

Наука вынуждена была уже на памяти нашего поколения принять «руку помощи» от религии в вопросах нравственной аксиоматики, а религии – все отчетливее требуют от науки противоядия против безумия фундаменталистов.

Таким образом, в современном мире нарастающей и мно-
госторонней неопределенности возникает новая конфигура-
ция устойчивости.

Причем не застывшей, не догматической, а вполне подвижной, синергетической, если хотите, фрактальной. Речь с очевидностью идет о конвергенции мировоззренческих оснований: религиозных, философских, научных. И поэтому очевидно, что отношения философского, религиозного и научного мировоззрений, должны строиться не на принципе «или – или», а на принципе дополнительности.

Но раз это так, то эту дополнительность, эту гармонизацию и согласование религии, науки и философии призвана осуществлять сфера, внешняя по отношению и к религии, и к науке, и к философии. Такой сферой, с одной стороны, объединяющей, а с другой – независимой от них, оказывается в современном мире только образование.

Значит, результатом современного образования должно
оказаться мировоззрение, в котором есть место и философии,
и религии, и науке, но нет и не может быть места их вражде
и противопоставлению.

И в этой связи, в современной России оказываются остро актуальными отношения Школы и Церкви – институций, олицетворяющих недавно противоположные, а теперь вынужденные «жить вместе» религиозное, научное и философское мировоззрения. Эта актуальность обусловлена тем, что вышеприведенные общие культурологические постулаты конкретизируются «здесь и сейчас» в нашей стране, переживающей глобальный цивилизационный перелом.

Во-первых, исторические аналогии говорят нам (США в тридцатые годы, Германия в двадцатые, Бразилия, Мексика в девяностые), что подобные социально-психологические и социокультурные тектонические сдвиги, как правило, приводят либо к гигантскому всплеску религиозной активности вне традиционных конфессий, проще говоря, к стремительному распространению различных сект, либо к очень существенному реформированию одной из традиционных конфессий, либо, не дай Бог, к такой форме общественного безумия, как тоталитарная идеология. Счастье России в том, что указанный перелом произошел у нас одновременно с естественной смертью от старости тоталитарной коммунистической идеологии. Увлечение нетрадиционными религиозными движениями мы благополучно пережили в начале девяностых годов, и не без серьезного давления со стороны «автохтонных» религий и конфессий сумели ограничить их распространение законодательно. Значит впереди у народов РФ не что иное, как многомерное обновление Иудаизма, Православия, Ислама, Буддизма. Причем первые шаги такого обновления уже явлены воочию. А это значит, что социальная активность церкви многократно возрастет, и в особенности этот рост следует ожидать на направлениях образования, здравоохранения и социального вспомоществования. Вероятнее всего Церкви данных конфессий в ближайшее время станут весьма активными участниками многостороннего социального партнерства, которое совершенно по-новому должно будет конституировать отношения в многоугольнике: образование – личность – общество – государство.

Очевидно, что в ближайшей перспективе, как это происходило в течение полутора последних веков во многих государствах, будут и у нас в стране совершенно заново выстраиваться отношения между Школой и Церковью, как важнейшими и теперь как минимум равноправными социокультурными учреждениями.

И здесь исторические аналогии приводят нас к выводу о неизбежности в подобной ситуации быстрого роста не только социокультурного, но также и политического влияния Церкви. В Германии после поражения во второй мировой войне в роли национального утешителя выступил ХДС-ХСС (христианско-демократический и христианско-социальный союз). В послевоенной Италии эту же роль играла Католическая партия, в Великобритании после распада колониальной империи к власти надолго пришли Консерваторы, партия во многом клерикальная, во Франции после освобождения колоний к власти пришел генерал Де Голль, партия которого также опиралась и опирается на поддержку католической иерархии.

Все это означает, что и в России государство, каково бы ни было законодательство, будет всячески поддерживать Церковь в ее стремлении к усилению воздействия на паству. Российские школы, несмотря на их юридически муниципальный статус, на самом деле государственные, стало быть влияние Церкви в школах будет в ближайшее время быстро расти.

Появление в 2001 году Социальной доктрины Православной Церкви означает важнейший поворот в мирской деятельности РПЦ – на очереди теперь появление политической партии, идеология которой будет опираться на максимы Православия. Ряд черт такой партии уже сегодня можно наблюдать в деятельности практически всех думских партий: ЕдРо, ЛДПР, КПРФ, Родины. Ясно, что активная социальная и политическая деятельность РПЦ безусловно резко усилит (и уже усилила) присутствие духовенства в школах. Впрочем, все сказанное об РПЦ с полным правом может быть отнесено и к Исламу в Татарстане, Башкортостане, кавказских республиках, и к Буддизму в Республике Халмг-Танч (Калмыкии).
Впрочем, граница, до которой государство в РФ будет благосклонно взирать на усиление влияния Церкви в образовании, обозначена степенью свободы приватной (частной) жизни, допускаемой этим государством. В перспективе следует ожидать конкуренции между государственным официальным «идеологическим» воспитанием в школе и церковным многосторонним воздействием на духовную жизнь учащихся и учителей. Если не удастся установить «симфонию» государственного и церковного воздействия на подрастающие поколения, то означенная конкуренция может приобрести весьма жесткие формы. Положение осложняется тем, что Церкви неоднородны, как неоднородны и различные политические силы, олицетворяющие государство. Сегодня в ситуации «симфонии» заинтересованы основные политические силы государства (всякого рода центристы) и большинство иерархов традиционных религий. Но завтра реформистские тенденции в Церквах, тенденции роста приватных, личностных основ веры придут в противоречие с весьма возможным усилением централизма и жесткости государства, ограничивающего область «приватного» кругом семьи. Таким образом, «симфония» Церкви и государства, прежде всего, в области образования будет поставлена под вопрос, и, как это уже не раз бывало в отечественной истории, государство попытается поставить под контроль и деятельность Церкви в школах.

В этом же ключе необходимо рассматривать и тот факт, что противостояние науки и религии, и, как следствие, Школы и Церкви заканчивается. Однако опыт учит нас, что завершение противостояния всегда устанавливает новую схему доминирования. И тут встает во всей своей силе тяжелый для отечественного интеллигентского, традиционно демократически и либерально ориентированного сознания, вопрос: если в эпоху Просвещения и при советской власти в паре «Школа–Церковь» доминировала Школа, что же, теперь в этой паре будет доминировать Церковь?

Скорее всего, нет. И не потому, что этому «здесь и сейчас» препятствуют какие-то объективные обстоятельства. Как раз объективные обстоятельства, анализ которых мы только что представили, впрямую подводят к выводу об установлении контроля Церкви над Школой буквально завтра (как это и происходило во всех странах, переживавших сходную с нашей ситуацию). Но моменты субъективные, и в особенности некоторые общие проблемы Церкви и Школы в сегодняшней России (уже, кстати, не постсоветской, а скорее, несоветской), сделают такое развитие событий маловероятным.

К субъективным моментам, препятствующим установлению доминирования Церкви над Школой, можно отнести:
– многоконфессиональность и многорелигиозность России в каждой ее географической точке. Если бы у нас большинство школ были негосударственными, тогда могли бы существовать при общей многоконфессиональности общества разные моноконфессиональные школы… В России, при нашем постоянном стремлении полностью огосударствить школу, такой путь заказан. Представить себе общеобязательную для посещения школу, в которой три (а скорее четыре или пять) разных выходных, разных буфетов, разных законоучителей, разных отношений к совместному обучению полов и разных расписаний молитв, невозможно;

• значительная внутренняя, а часто и внешне проявляемая настороженность учительского цеха и родительской общественности к деятельности той или иной конфессии в школе, по разным оценкам активных атеистов, среди учителей до трети, а среди родителей – до 20%;
• еще большая настороженность ожидает католического проповедника со стороны православных и наоборот, уничтожающая критика их обоих со стороны протестантов и сектантов, не будем даже и говорить о той возможной вражде, которая может вспыхнуть между христианами, мусульманами и иудеями при малейшей провокации;

- все это и, кроме того, малочисленность и неготовность в целом клира любой из традиционных религий и конфессий к массовой катехизации не только школьников, но и взрослых, делает перспективу доминирования Церкви в Школе вряд ли возможной. Если же, в силу каких либо обстоятельств, одна или несколько конфессий решатся на системный приход в школы, то скорее всего это приведет только к резкой активизации радикальных или даже тоталитарных сект, которые умеют гораздо эффективнее, чем традиционное священноначалие, проповедовать свои взгляды и привлекать в свои ряды юных неофитов. Следует напомнить, что Школа уже открывалась навстречу Церкви в 1991–1993 гг. Тогда этой открытостью сумели воспользоваться именно «неканонические» проповедники.

Общие проблемы, которые необходимо сейчас решать Церкви и Школе, также делают их скорее партнерами, чем ведущими и ведомыми. Одна из этих проблем – в смене парадигм воздействия: Церкви – на паству, Школы – на учеников. И Церковь, и Школа меняют личностно отчужденную стратегию (для Церкви – это путь спасения Малого стада, для Школы – это коллективизм и воспитывающее обучение) на личностно центрированную, которая предусматривает (и для Церкви, и для Школы) соучастие в истине, вариативность образования и катехизации, развитие рефлексии, поиски индивидуального пути в образовании или собственного пути к Богу.

Другая, не менее острая проблема, – это новое, адекватное сегодняшним реалиям определение степени и уровня взаимодействия с государством. И Школа, и Церковь не могут быть независимы от государства, и Школе, и Церкви наносит серьезный вред слишком прямая и жесткая зависимость от государства.

Наконец, проблема проблем – это взаимодействие Церкви, Школы, государства и семьи в вопросах воспитания. Сейчас внешне налицо воспроизводство квази-советской схемы. Государство «как бы» ставит воспитательные задачи и требует их исполнения от Школы. Школа, однако, воспитательные задачи решать разучилась и кивает на Церковь. Семья игнорирует всех трех «воспитателей» и продолжает в массе своей разлагаться. Между тем, состояние нравственного распада в нашем Отечестве подошло к последней черте. И спасать положение действительно придется Церкви, Школе и Семье. Но без направляющей, хотя и при сохранении регулирующей роли государства.

Думается, что именно воспитательное поле должно довести партнерство Церкви и Школы до уровня глубокого сотрудничества, где каждой из сторон отведена собственная роль, и где каждая из сторон имеет уникальный потенциал. Церковь (вместе с семьей) воспитывает нравственность, формирует внутренний мир, стыд и совесть. Школа (вместе с семьей) воспитывает адекватное социальное поведение, формирует умения солидарного взаимодействия, гражданские честь и достоинство.

Поэтому в ближайшей перспективе нас ожидает становление социального партнерства Церкви, Школы и семей, которое должно привести к установлению долговременного сотрудничества Церкви и Школы в сфере образования на направлениях воспитания свободной и ответственной личности, формирования солидарных и гражданско-ответственных отношений в обществе, ограничения идеологической экспансии государства и эволюции его от патерналистского к правовому и социальному.