Директором школы быть легко. Легко при двух условиях: если любишь детей; если не боишься начальства.

Любить детей – доверять, верить и считать их равными себе. Равными не по знаниям и опыту, а равными как людей, у которых жизнь впереди, которые умнее нас, сообразительнее. С высоты своих лет я задаюсь вопросом, что я, сегодняшний, могу дать в будущее. Ведь будущее будет таким, каким его сделают наши дети. И мы должны помогать им задуматься, а не строить за и вместо них.

Легко, если ты не боишься начальства. Я говорю, что если меня и побаивается начальство, то только потому, что я больше их знаю. Больше их знаю живую школу; больше знаю, чем и как живут учителя и ребята; больше знаю законов, потому что сам принимал в их разработке участие; больше знаю, почему и когда проваливаются реформы, потому что я был участником, по-моему, 5 или 6 реформ образования. Я не могу сказать, что мне легко с начальством. Если говорить про начальство и про директоров, то мне очень жаль молодых директоров, которых только что назначили. Многие из них почему-то думают, что главное в работе директора – знать ответы на все вопросы, составлять и выполнять всякие приказы, планы, инструкции… и т.д. Выполнять то, что тебе велят сверху. Я знаю директоров, которые специально берут на работу заместителей, отвечающих за всю документацию. Эти бедные женщины (мужчин я таких не знаю) отчитываются по любому поводу, составляют планы на любые события, и тем самым директор чувствует себя защищенным перед вышестоящей организацией. Я, правда, не очень понимаю, чем они занимаются в остальное время, но если мы будем поощрять ответами все письменные запросы, которые шлют нам сверху, если мы будем делать вид, что это не отвлекает нас от работы, то тем самым мы будем поощрять бюрократию. А это очень плохо. Я в неделю получаю, допустим, штук 10–15 всяких писем с требованием что-то написать, ответить и т.д. от самых разных инстанций, не только от образования. Ну, ¾ я выбрасываю в корзину, а на какую-то часть отвечаю по телефону. Вот, например, недавно я получил инструкцию срочно составить план эвакуации на случай войны. Я звоню в эту организацию и спрашиваю: «Скажите, откуда начнется война – с Запада или с Востока, это же для меня принципиально. Если с Запада, то я в Ярославскую область эвакуировать буду, правда, оттуда, с Запада, никто на нас пока не идет. С Востока – Китай? Так он далеко, не знаю, захочет ли он воевать, но вдруг надумают, то надо эвакуироваться на Запад. Если с Юга – на Северный полюс эвакуируемся, наоборот – к Черному морю поедем». То есть я специально, если хотите, оглупляю ситуацию, общаясь с автором подобных штук. В ответ мне пообещали нажаловаться главному начальству, но когда я сказал, что я их опережу, – отстали от меня. Вот еще пример: недавно велели представить план выполнения Всероссийской программы по патриотическому воспитанию. Так я, по-моему, единственный из директоров, который этого плана не представил. Когда меня спросили: «Да как же так?», я ответил, что Закон РФ «Об образовании», не смотря на то, что его сильно испортили, все же не предусматривает написание для руководства всевозможных планов. Нет там такой функции у школы – сдавать вышестоящей инстанции планы, раз закон не обязывает меня это делать, то я и не обязан. Приказ и положения я обязан выполнять – это нормально. Другое дело, что я могу оспорить проекты приказов или телефонограмму «Прислать срочно план». Вот это я не обязан выполнять – незаконно. Ссылаясь на закон, я часто слышу: «Ну что вы все закон–закон, вы что, не знаете, как у нас относятся к законам?», – и они так по-житейски это спрашивают. «Да, – говорю, – я знаю, но при этом, ведь что у меня не так, вы тут же сошлетесь на закон. Так? Вот и я точно так же».

Я очень хотел бы сказать директорам, особенно молодым, что не надо бояться, что надо понимать свою главную миссию. А главная миссия директора – создать такие условия в школе, чтобы в ней было хорошо «ребенкам». Чтобы они, эти самые «ребенки», получали образование, чтобы они чувствовали себя в ней уверенно, чтобы они бежали в школу, улыбаясь. Думаю, что это главное дело директора. А также это во многом относится и к педагогам, учителям. Учительница не должна подниматься по лестнице, собираясь давать уроки доброго, вечного, и при этом думать, что у ее ребенка нет теплых ботинок, потому что ей не на что купить их. Директор должен создавать ситуации, при которых возможен рост каждого, будь то ученик или учитель. Это главное в управлении, с моей точки зрения.

Меня как-то спросила одна директриса: «А вы что, разве не боретесь с сережками у девочек, с их голыми животами?» Сережки у меня даже у мальчиков в ухе, но я с ними не борюсь. Я ей правда сказал: «Скажи, пожалуйста, а у тебя уже все остальные проблемы решены? Только с голыми пупками осталось побороться и уже все? Твои ребята уже талантливы, высоконравственны, обучены?» – «Нет, есть еще и другие проблемы». – «Вот и занимайся ими, а когда все будет решено, тогда можно побеспокоиться и о пупках, об их цепях или еще о чем-нибудь».

Вот поэтому я так отвечаю на вопрос «Легко ли быть директором школы». Я отвечаю, конечно, лично за себя: если создавать условия для того, чтобы ребятам было хорошо в твоей школе, не бояться начальства, то работа директора легка. Легка не в том смысле, что на нее стало меньше уходить времени или меньше устаешь. Я, например, могу работать в школе до 10 вечера. Школа постоянно открыта, и ребята тут толпятся без конца. Но когда я вхожу в дверь своей квартиры, я чувствую, что я воздушный шарик, я как бы сдуваюсь. Я устаю. Но самое главное, что я удовлетворен чаще всего потому, что я делаю любимую работу. А если страдать от работы, то она любимой быть не может.

Часто учителя говорят – «Ребята должны знать, что учеба – это тяжелое дело». Я говорю, нет. Ребята должны с улыбкой учиться, легко учиться, а вот потом, когда выучатся и работать начнут, тогда они должны понимать, что это тяжелое дело. Тяжелое, но радостное, потому что сам выбрал, потому что работа приносит тебе удовлетворение. Я надолго запомнил историю, когда первый год был директором, один мальчишка буквально выпрашивал у меня аттестат за 8-й класс. После чего он сказал: «Вы знаете, Александр Наумович, как только я его получу, я соберу все книжки, которые у меня есть, выйду во двор и сожгу их. Потому что за восемь лет мне так все это опротивело». И я подумал: «Ты со своими коллегами такого результата добиваешься, да? Такой тяжести для ребенка хочешь, да?»

Директором интерната, где я начинал работать, был Георгий Абрамович Кревер (мне повезло, что и директор интерната, и старший воспитатель были фронтовики, и я именно их считаю своими учителями педагогики, по крайней мере учителями по отношению к главному делу – они не боялись ничего), приходил и говорил: «Интересно… Сегодня женщина из РОНО так сердилась на меня, вся раскраснелась, ногами топала, пугала, что ли?..» Ему, который провел пять лет в окопах, ему ли пугаться начальства. Возвращаясь из РОНО, он рассказывал: «А-а, я получил выговор в РОНО, но зато у наших ребят будет новая одежда…»

Я учился в ГИТИСе, на курсе Н.П. Охлопкова. И по поводу моего бывшего театрального прошлого меня спрашивали: «И ты не жалеешь, что стал учителем, а не режиссером?». Я говорю: нет. Все, что я тогда хотел, я имею в школе. Будучи директором школы, я и автор пьесы (правда, у меня еще есть соавторы), я и режиссер, потому что я организую постановку, я и актер, потому что я играю. Большая часть моих ребят будут вспоминать, как в первые дни учебного года директор школы был пиратом или Карлсоном, который отговаривает их ходить в школу. В своей школе я исполняю все театральные роли и еще многое чего. Поэтому я, естественно, не жалею, и я могу сказать, что обожаю свою работу.

Я работал в Российской академии педагогических наук, занимал такую важную должность, как старший научный сотрудник, и вел семинар в моей будущей школе по проблемам разновозрастного детского коллектива. Однажды мне позвонили учителя и сказали: «Идите к нам директором». У них в то время как раз ушел директор. Я тогда подумал и решил – пойду, а то могут второй раз и не предложить, да и не так часто тебе предлагают стать директором сами работники школы. Вот и пришел. Конечно, я пришел сюда уже зрелым педагогом. Здесь я работаю 23 года, а общий мой стаж – 42 года. И, конечно, ко времени начала работы директором у меня были всякие идеи по школе. Я хотел делать школу, но у меня хватило ума не обрушивать на людей свои идеи, а сначала попытаться раскрепостить учителей. К примеру, приходит инспектор из РОНО или методист и говорит: «Я пришла помогать вашим молодым учителям». А я спрашиваю: «А что, учителя позвонили вам и попросили вас прийти и помочь?» – «Нет, – говорит, – но молодым же надо помогать». – Я отвечаю: «Нет? Ну тогда сейчас идите на свою работу, а когда вам позвонят учителя и попросят, вот вы и придете им помогать». Я это делал специально, открыто, театрально, если хотите, перед самими учителями.

Когда мы в нашей школе ввели продолжительность уроков по 35 минут, а не по 45, стали делать это в блоке (они у нас до сих пор сохранились – 2 по 35), я это делал не только потому, что последние 5–10 минут урока пропадают зря, это каждый знает, кто учился (уже никто никого не слушает, и под занавес даются домашние задания), а еще и потому, что учитель тогда будет оторван от поурочного плана, которые печатают всякие методические журналы, потому что 2 по 35 – это не то, что 1 по 45. Здесь надо быть самому автором урока. Мы начали с учителями вырабатывать ядро знаний, то есть некоторые такие вещи в каждом предмете, которым вам обязательно надо учить. Расчищая место для тех вещей, которым, как правило, в школе не учат. И написали книжку совместно с учителями про эти вот ядерные знания. «Школа самоопределения. Шаг 1». Был и другой аспект. Учителя становились авторами своих уроков, авторами своего дела. Это не такая легкая вещь – освободить учителя. Потому что, как сейчас принято говорить, у него есть внутренний цензор. Внутренний цензор, конечно, вызван внешними обстоятельствами – он так привык. Привык, что его ругают, привык, что если делать открытый урок, то его надо репетировать. Привык писать бумаги, которые никакого отношения не имеют к реальной деятельности… Освободить учителя для творчества – это большая и нелегкая задача директора школы. Когда я стал все это делать, у меня из школы ушло 20 учителей. Это было примерно в 1986–1987 г. Ушли, потому что они не могли разделять ту концепцию, которую мы с учителями и ребятами придумали. Концепцию развития школы, концепцию свободной школы, концепцию демократической школы. Их это не устроило. Мы предложили им написать свою. Ее, также как и все остальное, обсуждали на Общем сборе. Но им не поверили, проголосовали против. Они возмутились: «Как это так, вы собрали учеников и учителей, учеников же больше». – «А кто из вас на партийном собрании поднимал руку за то, что в школе главным органом будет Общий сбор? Вы же все?» – «Ну, мы думали, это игра». – «Ну, думали, извините, я не играю». Мы с ними сейчас в хороших отношениях и т.д. Но я до сих пор думаю, что если это настоящие инновации, непридуманные, то, конечно, по отношению к ним у людей играют разные мотивы, разные отношения, разные ценности, и неизбежны конликты вплоть до разрыва, поиск нового требует, чтобы мы были единой командой. Они хорошие люди, я их не прогонял, но для них это было неприемлемо, и они ушли, они не верили.

Демократическая школа – это действующая модель демократического общества, именно общества, не государства, так как государство – это и тюрьма, и армия.

• люди самоутверждаются за чужой счет, а самоопределяются – за собственный;
• дети и учителя равны в своих правах граждан школы;
• ученик имеет возможность решать, что, когда, у кого он будет изучать;
• образование в школе – не только для социализации, но прежде – для развития индивидуальности ученика;
• образовательный процесс – не только уроки, но экспедиции, творческие игры, проекты, свободные образовательные пространства, ключевые дела;
• главный результат – не сумма знаний по предметам, а индивидуальные универсальные умения;
• главный орган школы – общий сбор учеников и учителей;
• ученик – не объект обучения, не участник процесса, а субъект образования;
• взаимодействие старших и младших учеников, их совместная работа значима для роста каждого;
• забота всех – создание демократического, толерантного уклада жизни.

Идея нашей школы – это иное содержание образования, под которым мы понимаем универсальные умения. Это не совсем компетенции, потому что эти умения, то есть те способы деятельности, которые могут пригодиться человеку в любых обстоятельствах, не только в учебе, они должны быть личностно окрашены. Например, есть такое универсальное умение, как алгоритм. Многие считают, что можно научить алгоритму сравнения, но это не так. Мы в свое время обожглись. В 7-м классе ребятам было сказано, что сегодня на всех уроках мы будет учиться сравнению. Где-то из какой-то методической книжки мы выписали алгоритм сравнения и предложили его ученикам и учителям. На что услышали: «А я вовсе не так сравниваю...», «И я не так…» И тогда мы поняли, что универсалии, в отличие от компетенций, которые сейчас модны, более сложные. Школа должна помогать ребенку, чтобы ребенок осознал свой способ использовать это умение. Это очень индивидуально. А как к этому прийти? Учителя, в лучшем случае, обучены как формировать предметные умения. Хотя это тоже не так просто, потому что многие учителя не знают даже, какие предметные умения они должны формировать. Ну, с учителями математики понятно, а учителя литературы, например? Они начинают говорить общие слова, что ученик должен уйти с каким-то мировоззрением… Он должен уйти, это понятно, а уметь он что должен? Это не так просто. Учителя следуют программам, и все, что там написано, они считают предметными умениями. Это не так. Можно многое выучить, но так и не овладеть умением. Как ни странно, многие учителя математики не умеют решать задачи. Вернее, решить математическую задачу они могут, а посмотреть на какое-то явление как на задачу, вычленить неизвестное, опереться на какую-то аксиому, для того чтобы это неизвестное стало известным, не могут. Я был как-то на уроках развивающего обучения, учитель предложила решить директорам школ детскую задачу. Многие ее не решили, потому что люди подменяют вопрос или условие задачи чем-то другим. Как пример можно привести некий тест, я его часто использую. Условие такое:

Живет в лесу племя. Называется оно величинки. У каждого из них отдельный домик, домики довольно стандартные, в них есть все, вплоть до телефона. Но у этих величинок одна особенность. Для того чтобы наесться, они должны помериться. Встречает одна величинка другую, встали спинками, померились и сыты. Но вот налетела вьюга, занесло всю эту деревню. Не могут величинки помериться, так как не могут из домиков выйти. Как же им помериться, как их накормить?

Так вот. Многие директора школ говорят, что надо прислать бульдозер и расчистить дорожки, надо с вертолета что-то очистить и т.д. Не понимая, что тем самым они подменяют задание. Потому что надо найти такую мерку, которой можно было бы, не соприкасаясь, помериться. Ведь ответ прост: телефон есть – есть, косяк примерно у всех стандартный – можно померить себя, связаться и решить, кто выше, кто ниже. А директора и учителя, не пользуясь условием задачи, подменяют его чем-то другим, внешним.

Родители обычно требуют: «Дайте ребенку (детям) все, что положено. Дайте им общее образование. Дайте им знания. Дайте…» Но это же не столовая, где тебе выдают, а ты берешь. У нас обсуждается все, даже связь с вузами, но не обсуждается, что есть общее образование. Поэтому еще одна большая проблема: сделать так, чтобы ребенок захотел взять то, что ему дают, навязывают. Как создать такую ситуацию, как заинтересовать его? Его нормальная реакция – зачем мне это надо. Порой смотришь на мальчишек, которые футбол гоняют, на их открытые лица, на их умение организовать команду, на их быструю реакцию и т.д. И на тех же мальчишек, сидящих за столом и слушающих, – это совсем другие люди. Здесь они мартышки, рабы, а там живые, настоящие дети. Я думаю, что если бы мы больше любили детей, признавали бы их равенство себе, тогда бы, как в нашей школе (конечно, у нас не все получается), создали бы общность граждан школы. Ведь ты живешь сейчас, настоящим, так почему ты думаешь, что дитя должен только готовиться к жизни, а не жить? Эти Маршаковские слова просто замечательные:

Существовала некогда пословица,
Что дети не живут, а жить готовятся.
Но вряд ли в жизни пригодится тот,
Кто, жить готовясь, в детстве не живет.

Поэтому сделать вместе с ними эту самую жизнь. Проживать с ними эту жизнь – вот одна из задач школы. Это радость для любого настоящего педагога. И от этого-то и легче быть директором.